Pages: | 1 | ... | 24 | 25 |

| 27 | 28 | ... | 33 |

«ВЕСТНИК ПЕРМСКОГО УНИВЕРСИТЕТА ––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––– РОССИЙСКАЯ И ЗАРУБЕЖНАЯ ФИЛОЛОГИЯ ...»

-- [ Страница 26 ] --

5. Заключение В докладе представлены лишь некоторые конкретные результаты многоуровневого анализа материалов ЗКРЯ. На самом деле предлагаемый подход к анализу устной речи позволяет поставить задачу пересмотра на корпусных данных всех накопленных к настоящему моменту лингвистических сведений. Это касается всех уровней языка – лексического (новые словари), морфологического (новые грамматики), фонетического, словообразовательного и пр. Уже первые наблюдения над материалом показали, что проверка на корпусе самых, казалось бы, очевидных и общепринятых лингвистических утверждений иногда приводит к совершенно неожиданным и интересным результатам.

ОБ ОДНОМ ТИПЕ ХЕЗИТАЦИОННОЙ ВСТАВКИ В РУССКОЙ УСТНОЙ СПОНТАННОЙ РЕЧИ В работе на материале Звукового корпуса русского языка анализируется одна из разновидностей хезитационной вставки – (я) думаю (что). Описываются ее функциональные типы и особенности употребления в устной спонтанной речи.

Исследование выполнено при поддержке гранта РФФИ «Изучение зависимости речевых характеристик от условий коммуникации (корпусное исследование на материале повседневной русской речи)» (проект 10-06-00300).

Одной из примет современной лингвистики является отчетливое перемещение интереса исследователей с анализа языка (относительно стабильная система, кодифицированная на всех уровнях) на факты живой устной речи Шерстинова Т.Ю. Об изохронности структурных единиц в спонтанной речи (к постановке проблемы) // Материалы XXXIX Межд. филолог. конференции. СПб.:

СПбГУ. 2010. С. 109-118.

(наиболее подвижная, нестабильная система, далекая от любой кодификации).

Наилучшим же способом осуществить мониторинг современной русской речи является корпусный подход, позволяющий фиксировать, аннотировать (размечать) и анализировать на всех уровнях большие массивы звучащего материала. Именно такой Звуковой корпус и стал основой настоящего исследования [3, 4].

Одной их наиболее ярких особенностей устной спонтанной речи, которая, как известно, обдумывается и порождается в одно и то же время, что создает условия временного дефицита, являются разного рода хезитационные элементы – показатели раздумий говорящего в процессе речепорождения, поиска им нужного слова (в расшифровках обозначаются как (), (…), э-э, м-м, растяжки гласных или согласных, разрыв слова, повторы разного типа и под.), ср.:

князь Андрей увидел на-а / краю дороги дуб / такой старый дуб / огромный // э-э с длинными м-м // не-не я я / я не могу // так и будет / да / так и будет // спонтанно / это спонтанно (инф.-жен., препод. рус. яз., пересказ несюж. текста);

о…седлать ку…цую свою кобылу (инф.-студ., чтение сюж. текста);

иногда я з-з... э-э занимаюсь вопросами связанными с автомашиной которая стоит у меня / под окнами / я живу на первом этаже // жена в это время / ведает вопросами косметики там или красоты там / читает журналы или там (...) применяет на себе там / эти косметические средства (инф.-муж., юрист, низкий уровень речевой компетенции (УРК), свободный рассказ).

Среди таких элементов, описанных довольно подробно на самом разном материале [1, 5, 6], встречаются и целые хезитационные конструкции (ХК), в которых эти колебания говорящего в выборе речевых средств или направления продолжения речи находят вербальное воплощение, см.:

это / я думаю что / осень // осенняя // ну скажем так / или поздний август или / начало / осени (инф.-жен, медик, средний УРК, описание несюж.

изображения);

так вот примерно такой же дом // такая типа даже землянка // не дом а именно землянка // где он там / жил // долго // и молился // и / люди приходили // я думаю что в такую // все-таки // такая неказистая // без особых / никаких удобств вообще // там люди / совсем иного / рода и сорта и вообще не от мира сего // от бога наверное (инф.-жен., медик, низкий УРК, описание несюж. изображения);

в общем Кирилл / я не знаю / это просто / притча во языцех // я / вообще не знаю как с ним общаться уже (фрагмент корпуса «Один речевой день» – ОРД);

много конечно есть примет // не знаю / хм-хм / связанные с погодой // не знаю / что сказать / даже // ну как // то туман стеле… / то самое (инф.-жен., медик, низкий УРК, пересказ несюж. текста).

На данном этапе анализа материалов Звукового корпуса в поле зрения попали две такие конструкции: отрицательная (я) не знаю и преимущественно утвердительная (я) думаю (что) (ее отрицательная параллель (я) не думаю (что) также встречается в данной функции, но существенно реже). Обе они ассоциируются в первую очередь со сложноподчиненным предложением с придаточным изъяснительным – Я думаю, что он придет;

Я не знаю, что (кто, когда, зачем, где и т. п.)…, – далеким от всяких хезитаций, обе весьма распространены в нашей устной речи, выявлены в ходе анализа вставных конструкций в спонтанном монологе [2] и обе пока еще не нашли серьезного описания в научной литературе. Первая из этих конструкций довольно подробно рассмотрена в еще не опубликованной статье Н. А. Хан [7], вторая стала объектом анализа в настоящем исследовании.

Необходимо отметить, что большая часть употреблений конструкции я думаю что действительно встречается в структуре сложного предложения, что никак не связано с хезитацией, ср.:

там все конечно на ушах стоят / оттого того что там будет / Олимпиада / я думаю что она вс-таки будет / потому что все фактически / в этом уверены на девяносто процентов (инф.-муж., юрист, 43 года, высокий УРК, свободный рассказ);

я думаю что это ситуация приема / у врача (инф.-жен., медик, высокий УРК, описание сюж. изображения);

знаешь / я даже зачастую думаю что-о / вот / если уж на то пошло / уже Полину / () легче секретарм взять (фрагмент ОРД).

Однако довольно часто хезитационный характер этой конструкции сомнений не вызывает. Рассмотрим на ряде примеров особенности функционирования данной ХК.

Часто хезитационный оттенок таких конструкций оказывается лишь слегка намечен, главным образом – соседством с другими заполнителями паузы колебания (в примерах подчеркнуты), ср.:

1) ну я думаю что в городе приметы нам не нужны / поскольку / мы о них просто забываем (инф.-жен., медик, средний УРК, пересказ несюж.

текста);

я думаю что э-э художник / достиг того что он желал изобразить здесь 2) (инф.-жен., медик, средний УРК, описание несюж. изображения);

то-то-то / но я думаю / что-о он как бы... шутка ли / за две... загвоздка 3) то в том / что когда у него на счте / у него крышняк едет (фрагмент ОРД);

ещ туда едут // да ? и-и я так думаю / что / конечно / это-о (...) (э-э-э-м) 4) ну / тоже опять видно будет (фрагмент ОРД).

Следующие примеры включают, как представляется, достаточно бесспорные ХК, что каждый раз поддерживается теми или иными структурными особенностями текстов.

5) э-э в этом году к сожалению / я не думаю что я смогу поехать куда нибудь / в такое необычное место / интересное // но тем не менее такая возможность существует и может быть через год я куда-нибудь ещ поеду (инф.-жен., медик, высокий УРК, свободный рассказ).

Обстоятельство в этом году в примере (5), вместе с вводным компонентом к сожалению, относится, конечно, не к «главному» предложению в составе потенциального сложноподчиненного (я не думаю), а к следующему текстовому фрагменту я смогу поехать куда-нибудь. Иными словами, перед нами типичная вставка, выражающая не только дополнительную информацию отрицания содержания следующей части текстового фрагмента и не только некоторую хезитацию, но и отношение говорящего к достоверности, осуществимости того, о чем говорится именно во второй части высказывания (пересечение вставного и вводного характера ХК).

Близка к рассмотренной и ситуация в примере (6): обстоятельство сейчас, предшествующее фрагменту я думаю что, относится вовсе не к нему, а к следующему отрезку текста он / э-э сидит дома, что и позволяет считать данный фрагмент вставной ХК:

6) э-э сейчас я думаю что он / э-э сидит дома (инф.-жен., медик., высокий УРК, свободный рассказ).

Следующие примеры также содержат те или иные формальные показатели наличия в них именно вставных ХК, а не подчинительной связи двух простых предложений в составе сложного:

7) так // я думаю что последние три года / я должна признать // мне повезло / потому что я имела возможность / хорошо отдыхать (инф.-жен., медик, высокий УРК, свободный рассказ).

В примере (7) таким формальным показателем можно считать наличие вводного предложения я должна признать, «разрывающего» контакт «союза»

что и собственно «придаточного предложения» мне повезло. «Устранение»

фрагмента я думаю что (прием устранения часто называют одним из доказательств вставного характера того или иного фрагмента текста) практически не отражается на структуре оставшегося монолога.

Аналогичную ситуацию видим и в примере (8), где признанию фрагмента я думаю что обычным главным предложением перед придаточным «мешает»

дополнительный оборот судя по освещению, стоящий после предикативного центра основного предложения. Прием устранения здесь также вполне применим:

8) вот // и я думаю что дело близится к закату судя по освещению // на / заднем / фоне картины / по-видимому источник света расположен / (инф. жен., медик, средний УРК, описание несюж. изображения).

9) это / я думаю что / осень // осенняя // ну скажем так / или поздний август или / начало / осени / (инф.-жен., медик, средний УРК, описание несюж.

изображения).

В примере (9) ХК помещена между подлежащим и сказуемым основного текста, что и не позволяет рассматривать ее как главное предложение в составе сложноподчиненного.

А в следующих примерах (10-11) рассматриваемая конструкция находится буквально внутри основного предложения, что не оставляет сомнения в ее статусе как хезитационной:

10) так вот примерно такой же дом // такая типа даже землянка // не дом а именно землянка // где он там / жил // долго // и молился // и / люди приходили // я думаю что в такую // все-таки // такая неказистая // без особых / никаких удобств вообще // там люди / совсем иного / рода и сорта и вообще не от мира сего // от бога наверное (инф.-жен., медик, низкий УРК, описание несюж. изображения);

и когда рисовал Шишкин / я думаю что / это настолько было реально для 11) всех поколений что в общем-то / производит впечатление конечно / очень глубокое (инф.-жен., медик, средний УРК, описание несюж. изображения);

я Сашу / Са… / с… с… с… / Сашу знаю / вот / а думаю что там / ты 12) говорит учти / что ты думай / что если он там узнает / что у него объмный процесс / типа того / думай что он будет / лететь он будет / да / вот он говорю / да (фрагмент ОРД).

Видно, что в большинстве случаев хезитационный характер данной ВК создается и усиливается необычным порядком слов, что, думается, отражает все же не сознательные стратегии говорящего, а просто спонтанность его речи.

В максимально естественной речи (из корпуса ОРД) статус рассматриваемой ХК вообще зачастую трудно определим, ср.:

чисто такие / визуальные посмотрела там // мне так показалось // 13) я говорю / Балт-Трэйду / я думаю что я знаешь / я ещ пару месяцев ничего такого конкретного не скажу // мне вообще там трудно сказать (фрагмент ОРД);

ты сделай / сделай // допустим (...) ну... пятьдесят семь // я думаю что 14) ты... минус двенадцать / да ? это будет // да-а // пятьдесят семь минус двенадцать / это будет как бы сначала минус десять / сорок семь / потом минус два / сорок (...) пять // то есть выбираешь сорок пять // и щлка...

запоминаешь символ / и щлкаешь сюда (фрагмент ОРД);

у вас уже достаточно / у вас пиелонефрит // я... я... я думаю / у меня 15) я нет / я вот по... я вот с этого... (фрагмент ОРД).

В отличие от обычных пауз хезитации, в том числе заполненных так называемыми неречевыми звуками (э-э, м-м) или словами-паразитами (вот, ну, это самое, как его), хезитационные конструкции, как правило, одновременно выполняют еще и метакоммуникативную («текст о тексте», т. е. разговор по поводу самого речепорождения) или дискурсивную (своеобразная навигация по тексту) функции, ср.:

и она просто / у нее там на на уровне подсознания срабатывает / нет / 16) не хочу / потому что // я не знаю почему / думаю что (фрагмент ОРД) (хезитация и дискурсивный маркер конца монолога);

вот // мне не нра... не нравится мне некие моменты / не нравится в какой 17) то степени даже очень больше для меня / вот я подумала вс-таки / я думаю / не знаю / вот я бы наверное / если я такая хорошая как мне казалось он такой хороший / я б наверное так не поступила бы / ну вот // ну не знаю / во.()..во многих моментах // вот // ну знаешь как говорится нужно ценить то что имеешь // а у нас (э) люди когда потеряют / только начинают ценить (фрагмент ОРД) (хезитация и метакоммуникация, подчеркнутая соседством ХК не знаю).

Думается, что с учетом подобных конструкций общий перечень лексических средств выражения колебаний говорящего в процессе спонтанного говорения существенно расширяется и открывает новые возможности для описания самого механизма порождения речи.

Литература Александрова О. А. Речекоммуникативный статус паузы колебания. Автореф.

дис. … канд. филол. наук. Великий Новгород, 2004.

Богданова Н. В. О некоторых структурных элементах спонтанного монолога 2.

(вставные конструкции в звучащем тексте) // Международное виртуальное образовательное сообщество. III Международная виртуальная конференция «Информационные и коммуникативные технологии в русистике: современное состояние и перспектива». 25-28 мая 2010 года. Ереван, 2010. С. 29-34.

Богданова Н. В., Асиновский А. С., Русакова М. В., Степанова С. Б., 3.

Шерстинова Т. Ю. Звуковой корпус русского языка повседневного общения «Один речевой день»: концепция и состояние формирования // Компьютерная лингвистика и интеллектуальные технологии. Выпуск 7 (14). По материалам ежегодной международной конференции «Диалог» (2008) / Гл. ред. А. Е. Кибрик.

М., 2008. С. 488-494.

Богданова Н. В., Бродт И. С., Куканова В. В., Павлова О. В., Сапунова Е. М., 4.

Филиппова Н. С. О «корпусе» текстов живой речи: принципы формирования и возможности описания // Компьютерная лингвистика и интеллектуальные технологии. Выпуск 7 (14). По материалам ежегодной международной конференции «Диалог» (2008) / Гл. ред. А. Е. Кибрик. М., 2008. С. 57-61.

Дараган Ю. В. Функции слов-«паразитов» в русской спонтанной речи // Труды 5.

Международного семинара Диалог 2000 по компьютерной лингвистике и ее приложениям. Том 1. Теоретические проблемы. Протвино, 2000.

Дараган Ю. В. Паразитизм или симбиоз: механизм преодоления 6.

коммуникативных сбоев и обслуживающие его вербальные средства // Труды Международного семинара Диалог 2001 по компьютерной лингвистике и ее приложениям. Том 1. Теоретические проблемы. Протвино, 2001.

Хан Н. А. Конструкция (я) не знаю в русской спонтанной речи: соотношение 7.

разных функциональных типов // Вестник Санкт-Петербургского университета.

Филология. Востоковедение. Журналистика. Серия 9. СПб., 2011 (в печати).

ЖИЗНЬ – ЖЫСЬ: О ДИФФЕРЕНЦИАЦИИ ЗНАЧЕНИЙ ПОЛНОЙ И РЕДУЦИРОВАННОЙ ФОРМ СЛОВА Любой исследователь знает, что хорошие мысли и новые гипотезы чаще всего приходят во время работы: делаешь первые шаги для достижения какого-то конкретного результата, а на пути к нему вдруг обнаруживаешь любопытные факты или явления, которые тоже требуют обдумывания и анализа. Так и получается, что первый простой шаг тянет за собой многие другие – и рождается вполне масштабное, многоаспектное научное исследование, а то и целая серия исследований. Именно так получилось с нашей попыткой создать словарь редуцированных (аллегровых) форм (АФ) русской речи.

Наблюдения над связной русской речью показали, что аллегровые формы появляются в ней в полном соответствии с теми или иными фонетическими процессами, свойственными живому говорению, и практически не зависят ни от каких внешних условий (фразовая позиция слова, функциональный стиль речи, индивидуальные характеристики говорящего и под.) [2, 3]. Будучи естественным проявлением действия закона экономии речевых усилий, АФ отнюдь не мешают взаимопониманию говорящих, поскольку занимают свое, ставшее уже привычным, место в языковом сознании любого носителя русского языка. Именно это обстоятельство привлекает внимание к корпусу АФ тех преподавателей русского как иностранного, которые хотят подготовить своих слушателей к погружению в русскую речевую стихию, научить их воспринимать эти формы не только на слух (/s‘odn‘i/, /ыjs‘at/, /naerna/ и т. п.), но и визуально, при чтении русскоязычных текстов (где-нить, собсно гря, и под.). Оба эти аспекта Исследование выполнено при поддержке гранта РФФИ «Изучение зависимости речевых характеристик от условий коммуникации (корпусное исследование на материале повседневной русской речи)» (проект 10-06-00300). Из сб.: IV международная виртуальная конференция по русистике, литературе и культуре «Образовательные технологии в виртуальном лингвокоммуникативном пространстве». Сборник научных докладов. 2-4 марта 2011 года. США, Вермонт, Мидлбери колледж. Ереван, 2011.

С. 53-58 (в соавторстве с Д. А. Пальшиной).

функционирования АФ чрезвычайно важны, поскольку являются неотъемлемой частью речевых навыков говорящего. Все эти соображения натолкнули нас на мысль создать специальный словарь аллегровых форм русской речи, который мог бы стать неоценимым помощником преподавателя русского языка в любой аудитории, ориентированной на знакомство с современной русской речью, а также любого специалиста по такой речи [6, 7].

Работа с материалом1 привела нас к убеждению, что редукция многих (в первую очередь сверхчастотных) форм устной речи является одним из путей пополнения русского лексикона. Так из спаси Бог и пожалуйте, сударь когда-то родились современные спасибо и пожалуйста, из глагола видишь – частицы вишь и ишь;

на том же пути «из речи в язык» находятся сегодня АФ прально, пийсят, ваще, тыща, щас и многие другие (в словнике на данный момент более 100 единиц). Фактически на материале редуцированных форм можно наблюдать процесс лексикализации чисто речевых образований. Свидетельствами такой лексикализации является целый ряд факторов, таких как вариативность орфографического представления АФ (ща, щас, счас, сичас, сечас;

пиисят и писят), их морфологизация (ваше величество вашество ваше вашество) и фонетизация (кода када, болезнь болезь болесь), а также некот. др.

В частности, в ходе работы над материалом обнаружился один любопытный контекст, который натолкнул на мысль о возможном расхождении лексического значения полной и редуцированной форм слова2:

Сам Жора написал где-то к тридцати годам десять рассказов. И с тех пор переиздал их десять тысяч раз, по-разному компонуя и подчас переименовывая (так, «Жизнь» превратилась в «Жысь») [В. Топоров.

Большая жратва Жоры Жирняго (http://www.vz.ru/columns/2008/6/14/177259.html. 14 июня 2008)].

Надо отметить, что ни один из авторов, использующих подобную дифференциацию формы и значения, никак это не прокомментировал. Это и привело нас к мысли проверить данное расхождение значений форм жизнь и жысь, обратившись к ментальному лексикону носителей языка. С этой целью Источниками материала явились в первую очередь два корпуса: Национальный и Звуковой корпус русского языка. Подробнее о последнем см., например, [4].

Подобную же семантическую дифференциацию видим и в другой паре форм: полная – счастье и фонетизированная (не аллегровая) – щастье:

Желаем „щастья и счастья‘ [Т. Савельева. В Италию – с чистой совестью // Столица, 1997.07.01];

Разницу между «щастьем» и «счастьем» я постепенно почувствовал, однако же мне трудно было понять, почему столь малозначительные вещи могут быть предметом раздражения или даже ненависти [В. Панюшкин. Мысли Панюшкина // Столица, 1997.06.10].

был проведен небольшой электронный блиц-эксперимент психолингвистического толка.

Респондентами выступили филологи двух возрастных категорий:

до и после 35 лет. По электронной почте им было разослано задание описать (с опорой на приведенную цитату) свое понимание лексической единицы жысь по сравнению с жизнь. Всего было получено 60 реакций: 27 (45,0 %) от старшей возрастной категории испытуемых и 33 (55,0 %) – от младшей1. Ответы показали, что разница в значении полной (жизнь) и аллегровой (жысь) формами ощущается практически всеми носителями русского языка 2. Показалось любопытным проанализировать полученные ответы.

Как и ожидалось, в предложенной паре слов респонденты увидели не только семантическое различие, но еще и стилистическую и функциональную дифференциацию данных единиц. Общее различие формулировалось чаще всего таким образом: жизнь – понятие более философское, возвышенное по сравнению с жысь. Респонденты давали различные по объему толкования значения формы жысь: от одного слова или словосочетания (см. таблицы ниже) до развернутого текста, ср.:

Тяжелая жысь, на нее можно досадовать сколько угодно! «Ну что (Шо) за жысь такая! Зарплату вот взяли да снизили, причем без предупреждения!» Эта «жысь» не имеет никакого отношения к настоящей жизни души. Не жизнь, а существование, скорее быт.

В общем, когда не живешь, а тянешь лямку, как бурлак. На жысь всегда жалуются. Она всегда «не удалась» и т.д. Жысь – это даже хуже, чем традиционно-народное жисть, вошедшее в парадигму страсть, болесть, напасть. Жысь – это когда «на авось», а жизнь – когда не плывешь, а живешь.

Уже из этого ответа видно, что определения давали филологи, способные описать не только семантику лексической единицы и особенности ее употребления, но и привести соответствующие примеры и «встроить» то или иное слово в ряд подобных. Есть в ответах и элементы сопоставительного описания исследуемых единиц. Не исключено, что привлечение к эксперименту испытуемых-нефилологов дало бы какие-то другие результаты, однако эта часть работы пока лишь в проекте.

Внутри каждая возрастная группа подразделялась еще на две по гендерному признаку:

мужчины и женщины. Ответов от мужчин поступило гораздо меньше, чем от женщин:

в старшей группе – 5 откликов (18,5 %), в младшей – 1 (3,0 %), и какой-либо разницы в представлениях мужчин и женщин о жизни и жыси в ходе обработки результатов эксперимента не обнаружилось.

Среди ответов респондентов были, впрочем, и отказы определить значение единиц по предложенной цитате, а некоторые испытуемые попросту не увидели разницы между анализируемыми формами.

Ниже в ряде таблиц приводятся в сопоставлении ответы респондентов обеих возрастных групп по трем типам дифференциации форм жизнь и жысь:

семантической, стилистической и функциональной.

Таблица Семантическая специфика формы ЖЫСЬ В скобках в таблице указано количество тождественных реакций;

(м) – ответы мужчин.

Из приведенных в табл. 1 ответов видно, что испытуемые обеих возрастных групп одинаково хорошо ощущают и без труда описывают семантическую специфику формы жысь. Во всех случаях отмечается, что жысь сложнее, тяжелее, безрадостнее, в целом хуже, чем жизнь.

Из табл. 2 видно, что все респонденты относят форму жысь к сниженному стилистическому пласту лексики (от разговорно-бытового до грубо просторечного) и приписывают ей целый спектр оценочных помет примерно одного толка – пренебрежительное, шутливое, ироническое, экспрессивное. При этом испытуемые младшей возрастной группы оказались несколько более строгими: в отличие от своих старших коллег, они, помимо прочего, отмечают грубость и негативность данной единицы.

Таблица Стилистическая специфика формы ЖЫСЬ Таблица Функциональная специфика формы ЖЫСЬ Функциональную специфику исследуемой АФ испытуемые описывали особенно детально, отмечая и прагматические ее особенности (чтобы пожалели, в угоду моде, для выражения иронии или создания эффекта комичности, и т. п. – см. табл. 3), и контекстуальную или социальную ограниченность употребления (песни, юмористические зарисовки;

речь малообразованных личностей или носителей диалекта), и даже сформировавшиеся в языке идиомы, включающие форму жысь (см. там же). Надо сказать, что набор подобных идиом оказался достаточно обширным и разнообразным, почти не совпадающим у респондентов двух возрастных групп. Любопытно, что испытуемые даже описывали образ человека, который живет такой жизнью: жысь – жизнь человека грубого, неинтеллектуального, эмоционально неразвитого.

Интересно отметить еще и такой факт, что испытуемые старшей возрастной группы крайне редко использовали в своих ответах форму жЫсь, ограничиваясь предыдущей ступенью фонетизации этого слова – жИсь. Младшие оказались гораздо смелее в этом отношении1. Кроме того, испытуемые старшей группы среди условий, способствующих появлению формы жысь, отметили быстрый темп речи, что в принципе характеризует специфику функционирования аллегровых форм.

Кроме того, испытуемые указывали еще и такие варианты слова жизнь, как жысть и жизднь, также отмечая их негативную окраску, просторечное или традиционно народное употребление.

По совокупности приведенных определений вполне можно составить словарную статью на данную АФ в словаре русской разговорной речи, построенном на материале Звукового корпуса русского языка (см. о нем, например, [1, 5]). В целом проведенное исследование наглядно показало, как происходит расширение значения слова за счет его новых речевых (устных и письменных) репрезентаций, что, как представляется, необходимо учитывать в различных аспектах исследования и преподавания русского языка.

Список литературы 1. Богданова Н. В. Звуковой корпус русского языка как материал для новых лексикографических проектов // Слово. Словарь. Словесность: Текст словаря и контекст лексикографии. Материалы Всероссийской научной конференции.

Санкт-Петербург, РГПУ им. А. И. Герцена, 11-13 ноября 2009 года. СПб., 2010.

С. 459-465.

2. Богданова Н. В. Редуцированные формы русской речи (лингвистический и методический аспекты) // II Международная конференция «Русский язык и литература в международном образовательном пространстве: современное состояние и перспективы». Гранада, 8-10 сентября 2010 г. К 55-летию преподавания русского языка в Испании. Том I. Доклады и сообщения / R. G. Tirado, L. Sokolova, I. Votyakova (eds.). Granada, 2010. С. 358-363.

3. Богданова Н. В. Редуцированные формы русской речи: причины возникновения и степень фонетизированности их письменного представления // Фонетика:

Материалы секции XXXVIII и XXXIX Международных филологических конференций, 16-20 марта 2009 г., 15-20 марта 2010 г., Санкт-Петербург / Отв.

ред. Н. Д. Светозарова. СПб., 2010. С. 8-13.

4. Богданова Н. В., Асиновский А. С., Русакова М. В., Рыко А. И., Степанова С. Б., Шерстинова Т. Ю. Звуковой корпус как способ мониторинга и фиксации разных форм естественного языка // Компьютерная лингвистика и интеллектуальные технологии. Выпуск 8 (15). По материалам ежегодной международной конференции «Диалог» (2009) / Гл. ред. А. Е. Кибрик. М., 2009. С. 38-44.

5. Богданова Н. В., Осьмак Н. А. О некоторых лексических «открытиях»

на материале русской спонтанной речи (корпусное исследование) // Компьютерная лингвистика и интеллектуальные технологии. Выпуск 10 (17).

По материалам ежегодной международной конференции «Диалог» (2011) / Гл.

ред. А. Е. Кибрик. М., 2011 (в печати).

6. Богданова Н. В., Пальшина Д. А. Редуцированные формы русской речи (опыт лексикографического описания) // Слово. Словарь. Словесность: Текст словаря и контекст лексикографии. Материалы Всероссийской научной конференции.

Санкт-Петербург, РГПУ им. А. И. Герцена, 11-13 ноября 2009 года. СПб., 2010.

С. 491-497.

7. Богданова Н. В., Пальшина Д. А. О словаре редуцированных форм русской речи // AATSEEL. American Association of Teachers of Slavic and Eastern European Languages. Program of the 2011 ANNUAL CONFERENCE. Hilton Pasadena. January 6-9, 2011. Pasadena, California. P. 134-135.

ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ЛИ НАША УСТНАЯ РЕЧЬ ЭКОНОМНА В СРЕДСТВАХ?

О том, что язык экономен в средствах, знают даже первокурсники.

И не только потому, что об этом им рассказали на первых же лекциях в университете, но и потому, что это действительно во многом именно так и они познали это, что называется, на себе2. Принцип экономии является одной из двух (наряду с принципом аналогии) движущих сил в языке и заключается в том, что язык (а точнее – носители языка) предпочитает более короткие формы, стремится к экономии времени и усилий3. Так электрический поезд превратился когда-то в электропоезд, а затем и в электричку – произошел процесс сжатия структуры словосочетания (ср. также: зачетка, Публичка, незавершенка). Наблюдаются и другие процессы в том же роде:

усечение: кинематограф кино;

аббревиация и образование сложносоставных слов: ЖЭК, ЮНЕСКО, школа-интернат, Интернет-кафе;

изменение морфологических норм: сто граммов сто грамм;

сохнул сох;

упрощение синтаксических конструкций: выступать в соревнованиях на первенство мира выступать на первенство мира;

подать заявление в суд подать в суд;

синтаксический эллипсис: Я – домой;

А лиса – берегом, берегом.

2010-2011. Выпуск 11. В честь Н. Д. Светозаровой. СПб. С. 33-44.

Чего стоит, например, лаконизм СМС-сообщений, в которых присутствует и графическое сокращение слов, и замена букв цифрами, и контаминация латинского и кириллического алфавитов – и все это с единственной целью: сэкономить место и собственные усилия!

Ср.: в работе языка как живого организма заметно «стремление к экономии сил и нерастрачиванию их без нужды» (Бодуэн де Куртенэ 1963: 226);

в процессе развития, следуя «естественным законам эволюции», язык движется от более сложных к более простым способам выражения того же содержания (Спенсер 1986: 172);

«для языковой деятельности характерна тенденция к бережливости», «в языке для всех случаев вырабатываются способы выражения, которые содержат ровно столько, сколько необходимо для понимания» (Пауль 1960: 302);

язык постоянно стремится освободиться от лишнего (Passy 1990: 229);

в любом языковом коллективе делается все возможное, чтобы сохранить равновесие между потребностью выражения и числом знаков, необходимых для такого выражения;

с увеличением числа знаков увеличиваются и затрачиваемые усилия, что является неэкономным (Мартине 1960: 130).

Видно, что закон экономии действует на всех языковых уровнях и связан с прогрессивным характером языкового развития в целом (см.: Есперсен 1958:

360). Е. Д. Поливанов назвал этот принцип, являющийся «основной пружиной»

всех языковых изменений, «ленью человеческой», или стремлением к «экономии трудовой энергии» (Поливанов 1981: 55). Иными словами, о принципе экономии писали многие, отмечая, в частности, его двойственный характер:

лингвистическая экономия, являясь, по сути, деструктивной, оказывается в то же время и созидательной1. Наиболее наглядно это можно проследить на «оси речи»

(Frei 1929: 108), в первую очередь – на собственно фонетическом уровне структуры языка, где обнаруживаются, в частности, редуцированные, аллегровые, формы (АФ) значимых единиц:

редукция слова (словоформы, в том числе предложно-падежной) – 1) щас (сейчас), чек (человек), грит (говорит), ваще (вообще), вощем (в общем) и под.;

2) редукция словосочетания – кагорится (как говорится), [тэсэзэть] (так сказать), вашество (ваше высочество/величество), сла-ть (слава тебе) господи, бу зде (будет сделано), чесслово (честное слово) и мн. др.

Здесь особенно хорошо виден деструктивный и одновременно созидательный характер лингвистической экономии: в лексическом массиве современного русского языка обнаруживается довольно большое количество слов, полноценных элементов лексической системы, которые возникли в свое время в результате действия именно этого закона экономии, т. е. из аллегровых форм русской речи2. С учетом подобных слов – вишь (из видишь), спасибо (из спаси Бог), пожалуйста (из пожалуйте, сударь), почти (из почитать – считать‘), небось (из не бойся), дескать (из де ( деяти = говорить‘) + сказать) и под. – меняется отношение и к современным АФ: оставаясь на синхронном срезе, в глазах большинства носителей русского языка, «порчей», деструкцией образцового фонетического облика слова, или ненормативной реализацией его фонологической модели (см. Богданова 2002), с диахронической точки зрения эти единицы отражают, как представляется, только определенные этапы на пути «из речи в язык», этапы становления в языке новых слов.

Любопытны в этом отношении примеры так называемой двойной редукции, когда действие закона экономии проявляется в слове дважды, повторяясь в ходе языковой эволюции как бы на новом витке спирали3, ср.:

См., например, статью В. Д. Уитни в: Хрестоматия 1991: 50.

См. об этом: Богданова 2007 а, б, в, 2009.

Ср.: действие лингвистической экономии начинается с производства тех же самых форм, которые она впоследствии должна будет изменить (Хрестоматия 1991: 50).

пожалуйте, сударь пожалуйста пжалста;

спаси Бог спасибо пасиб.

видишь вишь ишь.

Видно, таким образом, что, по крайней мере, на лексическом и синтаксическом уровнях закон экономии в русском языке действует активно и плодотворно, порождая в результате сжатия, редукции, компрессии звуковой формы одних единиц – другие, новые, находящиеся на разных этапах своего пути к признанию системой языка (деструкция созидание).

Думается, однако, что на текстовом, дискурсивном, уровне нашей устной речи обнаруживаются явления диаметрально противоположного толка, а именно – абсолютно неэкономное расширение, приращение звуковой формы, без всякого приращения смысла. Это происходит в результате того, что говорящий, вынужденный в условиях временного дефицита решать сразу две задачи – обдумывать речь и собственно говорить, – вербализует (попросту озвучивает) весь процесс порождения текста, включая поиск слова, разного рода хезитации (колебания), самокоррекцию и прочие проявления «борьбы» с текстом, а зачастую и с самим собой1. В Звуковом корпусе русского языка2 примеров такого рода множество:

а ну тут значит тут / это самое // значит / дед // с бабушкой сидят / беседуют / слушают радио // и обсуждают / ох конечные новости что по радио говорят значит на следующей картиночке / э-э это самое / значит старичок / смотрит / на картинку и / э-э хочет тоже так же прокатиться // с / с горы // так значит / собрал / значит взял лыжи / шапку / ну вот / и значит это самое / собрался / поехал // приехал значит / в горы (описание сюж. изображения);

о таком дне (а-а) может мечтать только (…) забыла кто может мечтать / тот смех который убирает хлеб //-// (м-м) больше ничего не могу сказать (пересказ несюж. текста);

у меня () подружка / считает / (э) что (...) Масяня / это очень / (и-и) как интеллектуальный питерский диалект // так вот именно тот язык / на котором в этих мультиках разговаривают / то он именно вот / какой то питерский / (и-и) (...) ну такой очень / ну / вот именно так и говорят (фрагмент блока «Один речевой день» – ОРД);

ой / ха-ха я чего-то / я чего-то / я чего-то запомнила только конец // как они кота накормили / это самое // он начал / это самое / э-э ну это / как его // э-э ну з… / ж… / ну жареной свининой // значит / окунями // и он Ср.: «Устная речь необратима – такова ее судьба. Однажды сказанное уже не взять назад, не приращивая к нему нового (курсив автора. – Н. Б.);

поправить странным образом значит здесь прибавить» (Барт 1989: 541).

См. о нем подробнее: Богданова и др. 2008 а, б.

начал кататься валять по полу // кататься и валяться по полу // ну вот ну он значит был / грязный / рыжий / как они его в общем это самое нашли / подобрали / так вроде бы (пересказ сюж. текста);

а вот (э-э) на... н... вот наше вот это вот (э-э) вот это вот / вот тут / тут сложнее гораздо / да // потому что / значит / я вот вот (э-э) вот эти / ну в принципе / значит / ну / п... по моим / понятиям значит / я же не отличу так скажем / таджика от узбека что называется / да да да // да ? (фрагмент ОРД).

Примеры свидетельствуют, что наша реальная устная спонтанная речь отнюдь не экономна в своих средствах. Особенно убедительными выглядят два последних фрагмента, в которых «словесный мусор» (в примерах выделен) составляет значительно более половины всего объема этих текстов в словах (58, и 70,4 % соответственно). Анализ материала корпуса показал, что подобное приращение звуковой формы свойственно не только небрежной диалогической1, но и в каком-то смысле более строгой монологической речи, начиная с такого минимально спонтанного вида речевой деятельности, каким является чтение, ср.:

сии столь оклеветнные см… а! оклевтанные … нет… оклевтанные с… ладно оклеветнные смотрители … (чтение несюж. текста);

Из их рассказов / коими некстати пренебрегают господа проезжающие … проезжающие можно почерпнуть много любопытного и поучительного (чтение несюж. текста);

выбрал рубашку м-м-м конечно я не силен в вот этих вот этих штуках но по-моему какой-то там воротничок в общем у нее был особенный (пересказ сюж. текста);

если что касается картинки / то вот вижу тропинку / такую заросшую видимо давно никто не ходил / хотя культурное / вообще / видно / что это все-таки парк наверное а не лес / дубы такие стоят / или да / дубы по листикам судя дубы / пруд / такой репортаж с места событий / цветочки такие (описание несюж. изображения);

я наверное одна единственная кто им довольна кто им доволен – льна но не так вссовсем в общем мне единственной кому о господи зачем я начала это говорить вот и мои особенные конструкции вздох моего языка (свободный рассказ);

например когда там горизонт / что-то / случается там если облака / высоко в небе то может быть / с... в... ветер / ну встакое вс больше не могу (пересказ несюж. текста).

Хотя, например, А. М. Пешковский именно в диалоге находит наиболее явные проявления закона экономии. По его мнению, «опущение того, что дано в мысли обстановкой речи или общностью предыдущего опыта говорящих, составляет норму для языка и объясняется законом всей нашей деятельности, а не только речевой: законом экономии сил» (Пешковский 1956: 117). Однако, «сокращаясь» в одних сферах, язык обычно «расширяется» в других (см. Будагов 1972: 17).

Собственно характер приращения текста на уровне звуковой формы поддается даже некоторой систематизации. Так, на материале чтения можно говорить о разных типах ошибок.

Ошибки замеченные и исправленные (самокоррекция):

Ошибка пауза хезитации самокоррекция Читающий замечает, что допустил ошибку, какое-то время колеблется (как правило, в подобных случаях пауза хезитации очень кратковременна), затем возвращается к неверно прочитанному слову и перечитывает заново.

Самокоррекция может произойти уже на середине неверно читаемого слова – происходит самоперебив:

Вот уж не дог… угадаешь, либо через одно-два слова после допущенной ошибки:

Затратив зай… затравив зайца.

Ошибки замеченные и неисправленные:

Ошибка пауза хезитации продолжение чтения О том, что такая ошибка была замечена читающим, свидетельствует только пауза хезитации, следующая непосредственно за ошибкой и ничем другим не объяснимая1:

Между тем стремянный привел виновную лошадь.

Ошибки незамеченные (и, соответственно, неисправленные):

Ошибка продолжение чтения Подобные ошибки не влияют на дальнейшее чтение и не выбиваются из интонационной схемы высказывания:

намерен я побеседовать с любимыми читателями (вместо любезными. – Н. Б.).

Ясно, что о приращении звуковой формы, т. е. о нарушении принципа экономии, можно говорить только в случае ошибок первого типа2.

Причиной такого приращения является, как правило, некая «точка сбоя» – (.) – в речи, когда говорящий понимает, что ошибся или неверно выразился, и дальнейшее его речевое поведение может развиваться в одном из трех Впрочем, подобная пауза хезитации может означать, что информант попросту не уверен, правильно ли он прочитал слово. Представляется, что однозначно такие случаи определить без объяснений самого информанта невозможно. Ошибок такого типа встречается немного.

Подробнее о чтении как типе спонтанного монолога см. Сапунова 2009.

направлений (в соответствии с одной из трех возможных коммуникативных стратегий – еще одна классификация разновидностей приращения звуковой формы текста).

В первом случае осуществляется продолжение речи без исправлений, может сопровождаться паузой или жестом (говорящий махнул рукой и стал говорить дальше), этот сбой иногда выглядит как ошибка или обрыв (реального приращения нет):

Очень красивое / солнечное (.) / летний пейзаж идет тропинка цветочки... (описание несюж. изображения);

интересно / почему ещ изображают / всегда / э белку в дупле дуба / и на (.) ещ кто любит желуди а кабаны / ну если есть дубы / почему нет кабанов ну странно (описание несюж. изображения).

Второй вариант представляет собой дистантную коррекцию, которая может быть отдалена во времени от «точки сбоя» (налицо приращение к некоему «идеальному» описанию изображения1;

попутно в тексте можно видеть и другие способы приращения – неречевые звуки, слова-паразиты и т. п.):

вижу на картине три дуба / значит свет падает со стороны / от меня / (.) в смысле нет / наоборот от меня падает свет / вот / освещает через крону дуба (описание несюж. изображения).

Третий вариант – коррекция в результате операции отмены, которая понимается как механизм преодоления линейности речи в сознании и говорящего, и слушающего, когда можно пометить сказанное ранее как неправильное или незначительное и дать более правильный вариант2. В зависимости от того, каким образом строится текст после «точки сбоя» – частично переговаривается или отменяется полностью, – выделяются три типа операций отмены (еще одна Впрочем, как показали наблюдения, никакого «идеального» описания изображения как спонтанного монолога попросту не существует: каждый говорящий строит такой текст в силу своего понимания данного речевого задания, при этом «собственно описание»

составляет (в целом по всем группам информантов) только 32 % от всех реализованных в подобных монологах коммуникативных тактик (от 23 до 50 % для разных групп информантов). Всего таких тактик на материале Звукового корпуса удалось выявить 11, наиболее распространены, после «собственно описания», «описание с элементами сомнения, рассуждения или догадки» (15 %;

от 8 до 22 % для разных групп информантов), «переключение на другую тему разговора (14 %;

от 0 до 22 %)», и сами «сомнения, рассуждения, догадки» (12 %;

от 0 до 19 %). Далее следуют «описание чувств, эмоций, впечатлений говорящего», «оценка» (чаще всего – мастерства художника), «комментарии по поводу художника, картины или ее репродукции» и некот.

др. Подробнее о различных коммуникативных стратегиях (тактиках) говорящего в построении описательного дискурса см. Суббота 2011.

О такой «причудливой отмене посредством добавки» писал Р. Барт, назвав ее «заиканием» (bredouillement) (Барт 1989: 541). По мнению автора, «в виде устной речи язык словно фатально обречен» на такое «заикание» (там же: 542).

классификация неких механизмов, в результате которых, вопреки принципу экономии, текст расширяется, прирастает):

нулевая, частичная, полная.

Повторы без изменения возникают в результате операции нулевой отмены, когда говорящий не вполне доволен произнесенным, хочет изменить его, но не может подобрать лучшего варианта и вынужден повторить исходный, чтобы не нарушать структурного единства текста. Именно повтор здесь свидетельствует о том, что операция отмены произошла:

у котят игривый возраст / ну вот / они любят поиграться / побегать погоняться за бабочками там половить э-э всякие клубочки ниток / (.) ниток э вот / но в то же время… (описание сюж. изображения);

здесь вот тут в этот момент подъезжает пожарная / к их / (.) машина к их дому / как полагается / с пожарной лестницей / подъезжают и приставляют естественно лестницу к дереву (описание сюж.

изображения).

При операции частичной отмены происходит повторение элементов звуковой последовательности с какими-либо изменениями, например, добавляются новые уточняющие элементы или меняется только форма слова:

кошку можно попытаться заставить спрыгнув / (.) заставить спрыгнуть / показав ей рыбу (описание сюж. изображения);

эта растительность не желтая / а (.) не зеленая / а желто-зеленая (описание несюж. изображения).

Операция полной отмены происходит, если говорящий изменяет произнесенное, не повторяясь:

это не могут быть одуванчики потому что они растут летом / э (.) весной (описание несюж. изображения);

дальше он / на третьей картинке занят каким-то ну (.) / звонит короче (описание несюж. изображения)1.

Еще одним способом приращения спонтанного текста можно считать разного рода вставки – метакоммуникативные, дискурсивные или хезитационные, в которых говорящий вербализует, как уже отмечалось, свою «борьбу с текстом» или «борьбу с самим собой» по ходу построения этого текста.

Метакоммуникативные вставные конструкции (МВК) - это разговор говорящего с самим собой или реплики в сторону собеседника по поводу того речевого сценария, в рамках которого произносится спонтанный монолог. Чаще всего это сетования информанта на трудность задания или оценка своих Подробнее о построении описательного дискурса см. Филиппова 2010.

способностей выполнить его. Элементы такого рода встречаются тем чаще, чем труднее коммуникативное задание и/или чем ниже уровень речевой компетенции (УРК) говорящего1, хотя встречаются уже в чтении:

Муромский не мог отказа…ться, ибо чувствовал себя обязанным, и таким образом Берестов возвратился домою за… со славою / затравив зайца и ведя своего противника раненым и почти … военнопленным // мать моя (чтение сюж. текста);

будет она стираная и глаженая с двумя пристежными воротничками / бред (чтение сюж. текста);

занудство какое / я не могу пересказывать / реально // у меня пересказ две секунды займет наверное / серьезно // я не знаю с чего начать / честно говоря /// могу вот так слова подряд всрассказать / ну не вс/ конечно /// смех в общем / лопухи были смех (пересказ несюж.

текста);

эта картина очень радует меня / прям ещ больше хочется лета / и замуж смех // не надо замуж записывать смех (описание несюж.

изображения).

[Грибов-то много было в прошлом году?] много было но я уехала так не очень застала // ну так по дому де… / по дому в общем-то // вот ну так / ха-ха / так это сразу / не это самое / [нрзб.] не сообразить не / сразу как-то вот / не связать // вот // потом значит / на рыбалку так ходи… / на рыбалку ходим иногда (свободный рассказ).

Дискурсивные вставные конструкции (ДВК) – это своеобразные маркеры, обеспечивающие навигацию по тексту, с их помощью говорящий обозначает границы или этапы развития своего повествования:

ну вот // ну значит / приметы // приметы / это дым / когда он стелется когда он это поднимается и когда это самое / ну вот потом значит примета / э-э значит э-э роса (пересказ несюж. текста);

чем / больше роса / к вечеру / чем она больше искрится и серебрится / тем / больше это значит что завтра будет ясный приятный солнечный день ну и / немножечко о сложных приметах // сложных примет также много (пересказ несюж. текста);

и может быть вот этот контраст / немножко приглушенных тонов и затененности / на переднем плане / и проблеск вот этих солнечных лучей на заднем плане это как раз вот может быть и сочетание и / старого и молодого / погибающего умирающего уходящего и наоборот растущего / то что в конце концов / примет эстафету поколений / и будет нас дальше / радовать // вот такой пейзаж // такая картина // такие мысли (описание несюж. изображения).

Подробнее об этом см. Богданова 2008.

Наконец, в хезитационных вставных конструкциях (ХВК) вербализуются колебания говорящего в выборе речевых средств1:

изображения);

так // я думаю что последние три года / я должна признать // мне повезло / потому что я имела возможность / хорошо отдыхать (свободный рассказ);

в общем Кирилл / я не знаю / это просто / притча во языцех // я / вообще не знаю как с ним общаться уже (фрагмент ОРД);

много конечно есть примет // не знаю / хм-хм / связанные с погодой // не знаю / что сказать / даже // ну как // то туман стеле… / то самое (пересказ несюж. текста).

Из примеров видно, во-первых, что многие вставные конструкции имеют неоднозначный характер, выполняя сразу несколько функций, чаще всего – хезитационную и метакоммуникативную. Во-вторых, видно, что, помимо вставок, в текстах много и других примет приращения звуковой формы, что никак не укладывается в представление об экономии речевых усилий и языковых средств. Такой ситуации можно попытаться найти объяснение.

Замечено, например, что механизм языковой экономии таков, что, акцентируя наиболее значимые объекты и цели, говорящий уделяет меньшее внимание тем, которые представляются ему менее значимыми. При этом менее значимое может как сокращаться до нуля, так и разрастаться до объемной бесформенной массы. Любопытно, что на процессе восприятия и интерпретации сообщения слушающим это практически никак не сказывается.

Так, в перцептивном эксперименте, проведенном Е. Ю. Риехакайнен, испытуемым предлагались фрагменты звучащих диалогов с заданием записать их в орфографии. Конечной целью эксперимента было проследить степень распознаваемости русских редуцированных форм. Испытуемые успешно справлялись с этим заданием, но были «склонны опускать … повторы, неполные слова, прерываемые паузами хезитации (абсол…), и некоторые малозначимые дискурсивные слова (вот, вроде, то есть, знаешь, понимаешь)» (Риехакайнен 2010: 15) (то есть как раз приметы приращения звуковой формы). Иными словами, всякие «мусорные» дискурсивные элементы отнюдь не мешают носителям русского языка воспринимать звучащий текст, они легко «очищают»

Подробнее о таких вставках см. Богданова 2011;

Хан 2011.

его от этого «мусора», «высвобождая» смысл сказанного и не считая нужным фиксировать его в письменной форме.

В наших давних экспериментах, проведенных в Лаборатории экспериментальной фонетики (ЛЭФ) филологического факультета ЛГУ (ныне СПбГУ) в 80-90-х годах прошлого века, мы пытались инструментальными методами «очистить» звучащие спонтанные монологи от хезитационных э-э, м-м и под., желая тем самым «улучшить» их и помочь восприятию носителями языка.

К нашему тогдашнему удивлению, слушающим (экспертам-филологам) эти наши модификации со звучащим материалом категорически не понравились: оценки уровня речевой компетенции говорящего, которые мы просили испытуемых дать по этим «очищенным» текстам (надо сказать, что в эксперименте были задействованы только те спонтанные монологи, которые изначально были оценены достаточно высоко: их авторам, по совокупности признаков, выделяемых на разных уровнях языковой структуры, были приписаны оценки, соответствующие средне-высокому, высокому или даже очень высокому УРК), снизились на 1-2 балла (по 7-балльной шкале) (см.: Исследование… 1990).

«Очищенные» тексты стали восприниматься как плохие, потому что – неестественные. Иными словами, устный текст с «излишествами» звуковой формы не режет слух ни говорящему, ни слушающему, не разрушает коммуникации, хотя и не соответствует общепринятому закону лингвистической экономии.

Впрочем, не так уж бесспорно общепринятому. Например, уже упоминавшаяся работа Р. А. Будагова носит откровенно «оппозиционное»

название: «Определяет ли принцип экономии развитие и функционирование языка?» Подобные соображения находим и у Б. Г. Гаспарова: «Наш язык есть явление принципиально иного порядка. Ему не свойственна ни экономность строения, ни четкость, ни последовательность, ни устойчивость и надежность;

но зато ему свойственна такая емкость и пластичность, что он оказывается способным вместить в себя любой наш опыт, любые задачи, которые нам приходится решать, – в том числе объективирующую рефлексию по отношению к языку и любые игровые и интеллектуальные манипуляции с языковой материей» (Гаспаров 1996).

Есть свидетельства неуниверсальности закона лингвистической экономии даже и на лексико-синтаксическом уровне: так, часто короткие формы не только не вытесняют из употребления длинные1, но даже уступают им Именно это должно вытекать из закона экономии;

так, по утверждению Аристотеля, при желании говорить сжато (а значит, экономно) следует употреблять имена вместо понятий, например, «круг» вместо «плоская поверхность, все точки которой равно отстоят от центра» (см.: Античные теории… 1936: 180).

в распространенности, ср.: помочь оказать помощь, спросить задать вопрос и под. В материалах Звукового корпуса примеры такого рода также легко обнаруживаются:

мы скажем так / оба занимаемся / наведением порядка в квартире (своб.

рассказ);

иногда даже / ну употребляется некое количество алкоголя (своб.

рассказ);

ну вот по крайней мере как считают психологи что во-о... нужно каждый год менять // впечатления куда уезжать более чем за сто километров от места жительства / своего постоянного (своб.

рассказ);

лгкий просмотр телевизора с примом завтрака (своб. рассказ);

в индивидуальном порядке в номере занимаюсь иногда / лечебной такой гимнастикой (своб. рассказ);

делали вс что душе угодно / пили вино / ели шашлыки / то есть отдых / произошл довольно сумбурно (своб. рассказ).

При всей ненормативности, а порой и комичности такой речи, она вполне естественна в ситуации записи на диктофон, что не может не «напрягать»

говорящего1. Кроме того, все вышеприведенные примеры – из бытовой речи информантов-юристов, которой в принципе свойственна подобная «стилевая разноголосица», являющаяся результатом внутриязыкового контакта между их бытовой разговорной и профессиональной речью2.

Думается, что подобная двойственная природа нашей устной речи (экономность на одних участках звуковой цепи и почти неупорядоченная способность хаотично разрастаться – на других, как правило, менее значимых) – того же порядка, что и двойственная природа языковой нормы, которая стабильна и изменчива в одно и то же время, ср.: «Я представляю себе язык находящимся все время в состоянии лишь более или менее устойчивого, а сплошь и рядом и вовсе неустойчивого равновесия» (Щерба 1974: 50);

«По своей действительной сущности язык есть нечто постоянное и вместе с тем в каждый данный момент преходящее» (Гумбольдт 1960: 73);

«Язык создается посредством изменения и умирает как таковой, когда он перестает изменяться» (Косериу 1963: 343).

Ср.: «наличие микрофона влияет определенным образом на говорящего. Он оформляет свою речь более тщательно. Это касается прежде всего фонетики (для речи в микрофон характерно дикторское произношение, а также синтаксиса (меньше перестроек на ходу, самоперебивов, поправок, колебаний и проч.)» (Земская 1988: 24). Л. В. Бондарко относит подобную речь к виду «тщательной» речевой деятельности (Бондарко 1998:

258-259). Иногда эта «тщательность» оказывается чрезмерной, сродни гиперкоррекции, особенно при отсутствии у говорящего навыков публичной речи.

Подробнее об этом см.: Иванова 2011.

По мнению Л. В. Зубовой, «отношение носителей языка к вариативности двоякое:

с одной стороны, варианты неудобны в языке, они создают беспорядок, провоцируют речевую небрежность. Есть острая потребность установить отношение вариантов к норме в категории нужно и нельзя. Возникает конкуренция между вариантами, в которых один из них должен победить, другой исчезнуть. С другой стороны, наличие вариантов представляет собой богатый языковой потенциал» (Зубова 1998: 51). Вариативность языковой нормы – такая же движущая сила развития языка, как и закон экономии, с которого мы начали.

Этот закон, вне всякого сомнения, работает на лексическом и синтаксическом уровнях, обеспечивая появление новых единиц и превращая деструкцию в созидательность, и оборачивается своей противоположностью на текстовом (дискурсивном) уровне. Странным образом обе эти разнонаправленные тенденции обеспечивают развитие языка.

В заключение хочется еще раз процитировать Р. Барта: «Невнятно переданное сообщение (неэкономный, разросшийся за счет повторов, вставок и словесного «мусора» текст. – Н. Б.) вдвойне несостоятельно: с одной стороны, его трудно понять, но, с другой стороны, при некотором усилии его все же понять можно, оно не находит себе места ни внутри языка, ни вне его – это языковой шум», который Р. Барт назвал «гулом языка», соотнося его с гулом «исправно работающей машины», с шелестом листвы, журчанием источников, шумом ветра – одним словом, с «трепетом Природы» – и призывая вслушиваться в этот гул, «вопрошая трепещущий в нем смысл» (Барт 1989: 544).

Литература 1. Античные теории языка и стиля // Под ред. О. М. Фрейденберг. Л., 1936.

2. Барт Р. Гул языка // Р. Барт. Избранные работы. Семиотика. Поэтика / Сост., общ. ред. и вступ. статья Г. К. Косикова. М., 1989. С. 541-544.

3. Богданова Н. В. Фонологическая модель слова в соотношении с лексической системой русского языка. Дис. … докт. филол. наук. СПб., 2002 (машинопись).

4. Богданова Н. В. Аллегровые формы русской речи как источник пополнения современного лексикона // Фонетика сегодня. Материалы докладов и сообщений V международной научной конференции 8-10 октября 2007 г. М., 2007а. С. 23-26.

5. Богданова Н. В. Образование слов без словообразования // AATSEEL. American Association of Teachers of Slavic and Eastern European Languages. Program of the 2007 Annual AATSEEL Meeting. Chicago Hilton Hotel. 27-30 December 2007, Chicago, IL. 2007б. P. 180-181.

6. Богданова Н. В. От слова к слову, или к чему приводит лень человеческая // Материалы XXXVI международной филологической конференции. Выпуск 17.

Фонетика. 12-17 марта 2007 года / Отв. ред. М. В. Гордина. СПб., 2007в. С. 77-84.

7. Богданова Н. В. Разные типы коммуникативных сценариев в спонтанной речи и «текст о тексте» как разновидность вставной конструкции // Русистика и современность. Материалы Х Международной научно-практической конференции. 26-28 октября 2007. Т. 1. Лингвокультурология и межкультурная коммуникация / Науч. ред. И. П. Лысакова. СПб., 2008. С. 326-334.

Богданова Н. В. Об одном из путей пополнения русского лексикона 8.

(к формированию учебных материалов нового типа) // Речевая коммуникация в современной России: Материалы I международной научной конференции (Омск, 27-29 апреля 2009 г.) / Под ред. О. С. Иссерс, Н. А. Кузьминой. Омск, 2009.

С. 36-42.

Богданова Н. В. Конструкция (я) думаю (что) в русской спонтанной речи:

соотношение разных функциональных типов // Материалы научной конференции «Пермская социопсихолингвистическая школа: Идеи трех поколений». К 70-летию со дня рождения Аллы Соломоновны Штерн. Пермь, 1 февраля 2011 г. Пермь, 2011 (в печати).

Богданова Н. В., Асиновский А. С., Русакова М. В., Степанова С. Б., 10.

А. Е. Кибрика. М., 2008а. С. 488-494.

Богданова Н. В., Бродт И. С., Куканова В. В., Павлова О. В., Сапунова Е. М., 11.

Филиппова Н. С. О «корпусе» текстов живой речи: принципы формирования и возможности описания // Компьютерная лингвистика и интеллектуальные технологии. Выпуск 7 (14). По материалам ежегодной международной конференции «Диалог» (2008) / Под ред. А. Е. Кибрика. М., 2008б. С. 57-61.

Бодуэн де Куртенэ И. А. Об общих причинах языковых изменений // И. А. Бодуэн 12.

де Куртенэ. Избранные труды по общему языкознанию, том I. М., 1963.

С. 222-254.

Бондарко Л. В. Фонетика современного русского языка. СПб., 1998.

13.

Будагов Р. А. Определяет ли принцип экономии развитие и функционирование 14.

языка? // Вопросы языкознания, 1972, № 1. С. 17-36.

Гаспаров Б. Г. Язык, память, образ. Лингвистика языкового существования. М., 15.

1996.

Гумбольдт В. фон. О различии строения человеческих языков и его влиянии 16.

на духовное развитие человеческого рода // В. А. Звегинцев. История языкознания XIX и XX веков в очерках и извлечениях. Часть I. М., 1960. С. 68-86.

Есперсен O. Философия грамматики. М., 1958.

17.

Земская Е. А. Городская устная речь и задачи ее изучения // Разновидности 18.

городской устной речи. М., 1988. С. 5-44.

Зубова Л. В. Вариантность слова в русской поэзии // Вестник Санкт 19.

Петербургского университета. Серия 9. Выпуск 3, № 16, 1998.

Иванова О. А. Стилевая «разноголосица» в бытовой спонтанной русской речи 20.

// Вестник Санкт-Петербургского университета. Филология. Востоковедение.

Журналистика. Серия 9. Выпуск 2. СПб., 2011. С. 116-121.

Исследование отражения в речи некоторых социальных характеристик 21.

говорящего. Отчет ЛЭФ. Л., 1990 (машинопись).

Косериу Э. Синхрония, диахрония и история (Проблема языкового изменения) 22.

// Новое в лингвистике. Выпуск 3. М., 1963. С. 143-343.

Мартине A. Принцип экономии в фонетических изменениях: проблемы 23.

диахронической фонологии. М., 1960.

Пауль Г. Принципы истории языка. М., 1960.

24.

25. Пешковский А. М. Русский синтаксис в научном освещении. М., 1956.

26. Поливанов Е. Д. Где лежат причины языковой эволюции? // История советского языкознания. Некоторые аспекты общей теории языка: хрестоматия / Сост.

Ф. М. Березин. М., 1981.

27. Риехакайнен Е. Ю. Взаимодействие контекстной предсказуемости и частотности в процессе восприятия спонтанной речи (на материале русского языка). Автореф.

дис. … канд. филол. наук. СПб., 2010 (машинопись).

28. Сапунова Е. М. Неподготовленное чтение как вид речевой деятельности и тип устного спонтанного монолога (на материале русского языка). Дис. … канд.

филол. наук. СПб., 2009 (машинопись).

29. Спенсер Г. Основные начала. Киев, 1986.

30. Суббота И. А. Коммуникативные стратегии говорящего в построении описательного монолога (на материале Звукового корпуса русского языка). Дис.

… маг. лингв. СПб., 2011 (машинопись).

31. Филиппова Н. С. Принципы построения устного описательного дискурса (на материале русской спонтанной речи). Дис. … канд. филол. наук. СПб., (машинопись).

32. Хан Н. А. Конструкция (я) не знаю в русской спонтанной речи: соотношение разных функциональных типов // Мир русского слова. СПб., 2011 (в печати).

33. Хрестоматия по английской филологии / Сост. О. В. Александрова. М., 1991.

34. Щерба Л. В. Очередные проблемы языковедения // Л. В. Щерба. Языковая система и речевая деятельность. Л., 1974. С. 39-59.

35. Frei H. La Grammaire des Fautes. Paris, 1929.

36. Passy P. Etude sur les changements et leurs caracteres generaux. Paris, 1990.

КОНСТРУКЦИЯ (Я) ДУМАЮ (ЧТО) В РУССКОЙ СПОНТАННОЙ РЕЧИ:

СООТНОШЕНИЕ РАЗНЫХ ФУНКЦИОНАЛЬНЫХ ТИПОВ Материалом для настоящего исследования стал Звуковой корпус русского языка (ЗКРЯ – сбалансированная аннотированная текстотека, САТ, и блок «Один речевой день», ОРД), работа над которым ведется на филологическом факультете СПбГУ2. Думается, что это направление изучения звучащей речи вполне соответствует тем начинаниям в русистике и психолингвистике, которые связываются с именем Аллы Соломоновны Штерн.

Известно, что одной их наиболее ярких особенностей устной спонтанной речи, которая обдумывается и порождается в одно и то же время, что создает Исследование выполнено при поддержке гранта РФФИ «Изучение зависимости речевых характеристик от условий коммуникации (корпусное исследование на материале повседневной русской речи)» (проект 10-06-00300). Из сб.: Проблемы социо и психолингвистики. Выпуск 15. Пермская социопсихолингвистическая школа: идеи трех поколений. К 70-летию со дня рождения Аллы Соломоновны Штерн. Сборник статей / Отв. ред. Е. В. Ерофеева. Пермь, 2011. С. 266-275.

См. о нем, например: Богданова и др. 2008 а, б.

условия временного дефицита, являются разного рода хезитационные элементы – показатели раздумий говорящего в процессе речепорождения, поиска им нужного слова (в расшифровках звучащего материала они обозначаются обычно как (), (…), э-э, м-м, растяжки гласных или согласных, разрыв слова, повторы разного типа и под.), ср.:

и таким образом Берестов возвратился домой с-с-с-со славою (САТ, инф. студ., чтение1 сюж. текста);

ой /ха-ха я чего-то / я чего-то / я чего-то запомнила только конец // как они кота накормили / это самое // он начал / это самое / э-э ну это / как его // э-э ну з… / ж… / ну жареной свининой // значит / окунями // и он начал кататься валять по полу // кататься и валяться по полу // ну вот ну он значит был / грязный / рыжий / как они его в общем это самое нашли / подобрали / так вроде бы (САТ, инф.-жен., медик, низкий уровень речевой компетенции (УРК), пересказ сюж. текста);

так был ярк… это самое был июльский день / вот / небо было чистым / безоблачным / солнце светило (…) ну я не знаю / это надо описывать как-то (САТ, инф.-жен., юрист, низкий УРК, пересказ несюж.

текста).

Среди таких элементов, описанных довольно подробно на самом разном материале (см.: Бубнова 1999;

Дараган 2000, 2001;

Александрова 2004;

Степанова 2006;

Сапунова 2010;

и мн. др.), встречаются и целые хезитационные конструкции (ХК), в которых эти колебания говорящего в выборе речевых средств или направления продолжения речи находят достаточно развернутое вербальное воплощение, см.:

так вот примерно такой же дом // такая типа даже землянка // не дом а именно землянка // где он там / жил // долго // и молился // и / люди приходили // я думаю что в такую // все-таки // такая неказистая // без особых / никаких удобств вообще // там люди / совсем иного / рода и сорта и вообще не от мира сего // от бога наверное (САТ, инф.-жен., медик, низкий УРК, описание несюж. изображения);

много конечно есть примет // не знаю / хм-хм / связанные с погодой // не знаю / что сказать / даже // ну как // то туман стеле… / то самое (САТ, инф.-жен., медик, низкий УРК, пересказ несюж. текста).

На данном этапе анализа материалов ЗКРЯ в поле зрения попали две такие конструкции: отрицательная (я) не знаю и преимущественно утвердительная (я) думаю (что) (ее отрицательная параллель (я) не думаю (что) также встретилась в данной функции, но существенно реже). Обе они ассоциируются Наши исследования убедительно показали, что чтение является разновидностью спонтанной речи, хотя и максимально мотивированной исходным стимулом. Материал чтения, в том числе подготовленного, содержит все черты, свойственные спонтанной речи (см. Сапунова 2009).

в первую очередь со сложноподчиненным предложением с придаточным изъяснительным – Я думаю, что он придет;

Я не знаю, что (кто, когда, зачем, где и т. п.)…, – далеким от всяких хезитаций, обе весьма распространены в нашей устной речи, выявлены в ходе анализа вставных конструкций в спонтанном монологе (см. Богданова 2010), и обе пока еще не нашли серьезного описания в научной литературе. Первая из этих конструкций довольно подробно рассмотрена в (Хан 2011), вторая стала объектом анализа в настоящем исследовании.

О высокой степени употребительности в спонтанной речи конструкции (я) думаю (что) свидетельствует уже частотность формы думаю: она встретилась в ОРД1 241 раз и занимает в частотном словнике довольно высокое 118 место (на 280 тыс. словоупотреблений), в то время как ближайшая по частоте форма соответствующего инфинитива (думать) – лишь 2 399 место (6 употреблений).

Столь же частотны в нашей речи подумала (также 6 употреблений, 2 576 место2) и думают (5 употреблений, 2873 место). Видно, сколь несопоставимы эти цифры3. В работе, посвященной построению спонтанного монолога-описания, конструкция я думаю названа в числе сильных маркеров начала описания изображения, а ее вариант я думаю что – в числе сильных маркеров окончания монолога-описания (см. подробнее: Филиппова 2010).

Необходимо, однако, отметить, что большая часть употреблений конструкции (я) думаю (что) действительно никак не связана с хезитацией. Это может быть, например, компонент структуры сложноподчиненного предложения (предикативная основа главного предложения + союзное средство) с придаточным изъяснительным, ср.:

Прочитайте интересные книги о жизни...

Ценное знание ...

очень хотела съездить в Испанию / ну не то чтобы мечта / но вот очень хочу / я думаю что годочка через три я там как-нибудь // ну смех в Испанию я хотела бы (САТ, инф.-жен., студ., свободный рассказ);

я не возражаю / только я думаю / что им не интересно (ОРД);

ну / это вс здорово / я думаю что / Захару / может / неудобно будет кушать тут / с утра (ОРД).

По данным на январь 2011 г.

Столь существенная разница в рангах форм подумала и думать (по 6 употреблений) объясняется просто большим количеством единиц, встретившихся в ОРД 6 раз;

в частотном словнике они выстроены по алфавиту, и каждая единица получила свой – все возрастающий – ранг. При более строгом учете частотности разница в рангах между этими формами, конечно, исчезнет, что, тем не менее, никак не изменит ситуации сопоставления с формой думаю.

Еще частотнее оказалась форма знаю – 58 место в частотном словнике ОРД, 608 употреблений. Это, несомненно, способствует увеличению употребительности различных конструкций с этой формой, в том числе и хезитационных.

Другая ситуация, в которой появляется исследуемая конструкция, – вводное предложение (без союзного средства что), что также в минимальной степени связано с хезитацией:

ну об о национальных особенностях я думаю не нужно говорить / это естественно / и всем знакомо (САТ, инф.-жен., препод. рус. яз., свободный рассказ);

наверное и вс // больше я ничего не смогу сказать я думаю (САТ, инф. жен., препод. рус. яз., пересказ несюж. текста);

нет / это произошло я думаю раньше (ОРД);

а / два и семь метра / так у нас ещ и останется я думаю / это восемьдесят рублей штука (ОРД);

достань ему розеточку тогда отсюда с ягодками ! ну розеточку ему неудобно / я думаю (ОРД).

Исследуемая конструкция может также быть самостоятельным простым предложением в составе бессоюзного сложного, где союзного средства нет, но следующая часть носит такой же изъяснительный характер, что и придаточное в составе сложноподчиненного, или же является, по сути, прямой речью:

ну вот / может быть / поедем вот в Египет / я думаю / у-у / крутецки / ну поедем здорово / не поедем ну и ладно / слава богу (САТ, инф.-жен., студ., свободный рассказ).

я всегда думала / что если я там / ну начиная с каких-то банальностей / думаю / похудею / или там буду пониже ростом или повыше ростом / или там у меня будет пальцы рук длиннее или ногти длиннее (САТ, инф.-жен., студ., свободный рассказ);

а потом думаю / не-е-ет / фигушки / я лучше щас не высплюсь (САТ, инф. жен., студ., свободный рассказ);

а я думаю я не выучу стихотворение про вас (ОРД);

ну и в общем я купила // потом с этим пино-гри тоже / вот четыреста рублей пол-литра бутылка // ты представляешь ? я вообще цены обычно не запоминаю / но вот эти значит тоже ходила / думаю нет / чрт подери / куплю // вот и мы дважды его покупали (ОРД).

Встретились и употребления исследуемой конструкции (без что) с зависимой предложно-падежной формой (в примерах подчеркнута):

да да да... вот это мне... но я думаю знаешь / сейчас о другом (ОРД);

я уже думаю о том что-о / мне надо искать () жиль может быть // но денег жалко (ОРД);

да так(?) как это / может рассказывал / это племяшка у меня говорит / ну / она (э-э) снимала (э-э) жиль на Фонтанке / и говорит / там стоят / ну говорит там / какой нибудь там екс седьмой и (э-э) этот (э-э) бомба / это так / это так фигня у них // значит говорит / смотрю говорит думаю о-о / кто то прикололся значит (ОРД).

Видно, однако, что во всех приведенных примерах можно при желании найти «следы» хезитации. В первом случае это вводное слово-предложение знаешь и дистантное расположение глагола думаю и зависимой падежной формы о другом. В следующем примере это хезитационная затяжка гласного на союзном средстве что и, кстати, общая синонимичность данной конструкции я думаю о том что – исследуемой я думаю что. Наконец, в последнем случае о некотором колебании говорящего свидетельствует обрыв синтаксической структуры после предлога, а также затяжка гласного в нем.

И все же довольно часто хезитационный характер исследуемой конструкции сомнений не вызывает. Рассмотрим на ряде примеров особенности функционирования данной ХК.

Часто хезитационный оттенок таких конструкций оказывается лишь слегка намечен, главным образом, так же как в примерах выше, – соседством с другими заполнителями паузы колебания (в текстах подчеркнуты), ср.:

18) ну я думаю что в городе приметы нам не нужны / поскольку / мы о них просто забываем (САТ, инф.-жен., медик, средний УРК, пересказ несюж.

текста);

я думаю что э-э художник / достиг того что он желал изобразить здесь 19) (САТ, инф.-жен., медик, средний УРК, описание несюж. изображения);

то-то-то / но я думаю / что-о он как бы... шутка ли / за две... загвоздка 20) то в том / что когда у него на счте / у него крышняк едет (ОРД);

ещ туда едут // да ? и-и я так думаю / что / конечно / это-о (...) (э-э-э-м) 21) ну / тоже опять видно будет (ОРД);

я думаю что (...) вс нормально // просто я раньше боялась сдавать / что 22) вдруг у меня эта (...) / простуда-то была (ОРД);

знаешь / я даже зачастую думаю что-о / вот / если уж на то пошло / уже 23) Полину / () легче секретарм взять (ОРД).

24) на этом прекрасном / э-э / прекрасном эпизоде я думаю что мы завершаем свое повествование (САТ, инф.-муж., студ., описание сюж. изображения).

Обстоятельство на этом прекрасном эпизоде относится, конечно, не к «главному» предложению в составе потенциального сложноподчиненного (я думаю), а к следующему текстовому фрагменту мы завершаем свое повествование. Иными словами, перед нами типичная вставка хезитационного характера, поддержанная еще и хезитативом э-э, и повтором прилагательного прекрасного1.

25) э-э в этом году к сожалению / я не думаю что я смогу поехать куда нибудь / в такое необычное место / интересное // но тем не менее такая возможность существует и может быть через год я куда-нибудь ещ поеду (САТ, инф.-жен., медик, высокий УРК, свободный рассказ).

Та же ситуация – в примере (8), где обстоятельство в этом году в вместе с вводным компонентом к сожалению, относится к отдаленному текстовому фрагменту я смогу поехать куда-нибудь. Вставка здесь выражает не только дополнительную информацию отрицания содержания следующей части фрагмента и некоторую хезитацию, но и отношение говорящего к достоверности, осуществимости того, о чем говорится именно во второй части высказывания (пересечение вставного и вводного характера ХК).

Близка к рассмотренным и ситуация в примере (9): обстоятельство сейчас, предшествующее фрагменту я думаю что, относится вовсе не к нему, а к следующему отрезку текста он / э-э сидит дома, что и позволяет считать данный фрагмент вставной ХК:

26) э-э сейчас я думаю что он / э-э сидит дома (САТ, инф.-жен., медик., высокий УРК, свободный рассказ).

27) так // я думаю что последние три года / я должна признать // мне повезло / потому что я имела возможность / хорошо отдыхать (САТ, инф.-жен., медик, высокий УРК, свободный рассказ).

В примере (10) таким формальным показателем можно считать наличие вводного предложения я должна признать, «разрывающего» контакт «союза»

что и собственно «придаточного предложения» мне повезло. «Устранение»

28) это / я думаю что / осень // осенняя // ну скажем так / или поздний август или / начало / осени (САТ, инф.-жен., медик, средний УРК, описание несюж. изображения).

Конечно, можно увидеть в этом и подобных примерах обычную инверсию, также свойственную устному спонтанному речепорождению, однако анализу подвергаются все же реально построенные фрагменты монолога, которые вполне могут быть интерпретированы и предложенным нами способом. Можно заключить, например, что инверсия в спонтанном монологе не только меняет порядок следования лексических единиц, но и их функциональную нагрузку.

В примере (11) ХК помещена между подлежащим и сказуемым основного текста, что и не позволяет рассматривать ее как главное предложение в составе сложноподчиненного.

В следующем примере (12) такой «помехой» до некоторой степени является, как представляется, повтор подлежащего я и паузальное выделение всей конструкции:

29) ну / я не знаю / в шесть или в семь / я думаю что / я одну оставлю (ОРД).

Наконец, в следующих примерах (13-15) рассматриваемая конструкция находится буквально внутри основного предложения, что не оставляет сомнения в ее статусе как хезитационной:

30) так вот примерно такой же дом // такая типа даже землянка // не дом а именно землянка // где он там / жил // долго // и молился // и / люди приходили // я думаю что в такую // все-таки // такая неказистая // без особых / никаких удобств вообще // там люди / совсем иного / рода и сорта и вообще не от мира сего // от бога наверное (САТ, инф.-жен., медик, низкий УРК, описание несюж. изображения);

31) и когда рисовал Шишкин / я думаю что / это настолько было реально для всех поколений что в общем-то / производит впечатление конечно / очень глубокое (САТ, инф.-жен., медик, средний УРК, описание несюж.

изображения);

32) я Сашу / Са… / с… с… с… / Сашу знаю / вот / а думаю что там / ты говорит учти / что ты думай / что если он там узнает / что у него объмный процесс / типа того / думай что он будет / лететь он будет / да / вот он говорю / да (ОРД)1.

Pages: | 1 | ... | 24 | 25 |

| 27 | 28 | ... | 33 |

Конференции >> Книги (разное)

наверх

<< ГЛАВНАЯ | КОНТАКТЫ

КОНФЕРЕНЦИИ, КНИГИ, ПОСОБИЯ, НАУЧНЫЕ ИЗДАНИЯ